Вот так «славно» завершили свою жизнь те, кто хулил Бога и высмеивал Христианство. Ф.Ницше:
Ницше в полном соответствии со своим мировосприятием, после долгих лет экзистенциальных и физических мучений, окончательно сходит с ума, пишет книгу «Ecce Homo» с примечательными названими глав: «Почему я так мудр», «Почему я так умён», «Почему я пишу такие хорошие книги» и т. д.
Ему было 45 лет, а он лежал в постели Йенской психиатрической лечебницы, буквально раздавленный своими недугами: сифилисом, мигренью, кровавой рвотой, температурой, ознобом, обильным потоотделением по ночам, геморроем, и требовал, чтобы к нему «…привели бабу».
Он спал без снотворного, испытывал волчий аппетит, изредка буйствовал. Из записей санитаров: «Мочится в башмаки и пьет мочу. Ест кал. По ночам ему видятся полоумные бабенки, а однажды говорит: «… у меня были 24 шлюхи». Речь его прерывается рычанием, он прыгает по-козлиному, корчит рожи, принимает старшего санитара за Бисмарка».
После этого, через 11 лет, он умер от запущенного сифилиса. Точнее, умер от воспаления лёгких, а «запущенный сифилис» лишь одна из возможных причин паралича мозга Ницше.
З.Фрейд:
… В 1920 – 1923 годах его посетило горе. Фрейд пережил смерть второй дочери и внука. Покончил с жизнью один из его лучших учеников (Виктор Таск); умер А. фон Фрейнд, который долгое время спонсировал психоанализ. К этому времени Фрейд уже знал, что на его лице развивается раковая опухоль, которая рано или поздно убьет его самого. Под влиянием всех этих событий он делает значительную переоценку своей теории. … Около этого времени ткани его лица, пораженные раком, начинают подавать признаки гниения. В 1926 г. ему исполняется 70 лет; операция следует за операцией, и он спешит закончить дело своей жизни. Объектом нападения Фрейд избирает веру. … С 1923 по 1939 годы следуют постоянные операции и курсы терапии, которые, однако, не могут предотвратить метастазы рака. … Метастазы рака уже охватывают, как щупальца паука, его тело, появляются гангренозные язвы на лице, щеки чернеют, изо рта капает сукровица, живой труп распространяет вокруг себя страшное зловоние. Около Фрейда нет родных, никто не может приблизиться к нему из-за смрада. Лицо Фрейда облепляют мошки, которых привлекает сладковатый запах гноя, – от них невозможно отбиваться. Тогда его лицо покрывают, как колпаком, марлей.. … Агония продолжается. В последний год жизни даже собака Фрейда уходила в другую комнату при его появлении — таким тяжелым был запах гноя от его щеки. Верхняя ткань омертвела, как при проказе, и рана зияла наружу. Он не мог питаться без специального аппарата. язык Фрейда сгнил во рту своего хозяина, превратился в гной, который капал с губ и просачивался в горло. … Наконец, 21 сентября 1939 г. Фрейд сказал Шуру: «Теперь все это лишь пытка и больше не имеет смысла». Врач ввел ему под кожу значительную дозу морфия, и такую же через двенадцать часов. Он вошел в состояние комы, не выходя из которого скончался через два дня, 23 сентября 1939 г.»
Ульянов (Ленин):
Страшные фотографии последних месяцев жизни – облик долгой агонии человека.
После удара 10 марта 1923 года в Дневнике дежурного врача появляются записи: 11 марта. «…Доктор Кожевников зашел к Владимиру Ильичу … Он делает попытки что-то сказать, но раздаются негромкие, нечленораздельные звуки…». 12 марта. «…Владимир Ильич плохо понимает, что его просят сделать…».
Как значительное улучшение состояния Кожевников констатировал то, что Ленин «начал учиться говорить…». По данным медицинских записей после 10 марта лексикон Ленина был крайне ограничен: «вот», «веди», «иди», «идите», «оляля». Как правило, использование отдельных слов было случайным, и хотя порой они многократно повторялись, не несли никакой смысловой нагрузки.
Однако весь словесный материал совершенно не сохранялся в памяти Ленина, и без помощи жены он не мог сам повторить ни единого слова из того, что произносил вслед за Крупской.
Художник Ю.Анненков, сделавший портрет Ленина еще в 1921 году с натуры, писал: «в декабре 1923 года Л.Б.Каменев повез меня в Горки, чтобы я сделал портрет, точнее, набросок больного Ленина. Нас встретила Крупская. Она сказала, что о портрете и думать нельзя. Действительно, полулежавший в шезлонге, укутанный одеялом и смотревший мимо нас с беспомощной, искривленной младенческой улыбкой человек, впавший в детство, мог служить только моделью для иллюстрации его страшной болезни, но не для портрета«.
Крупская пыталась восстановить с азов способность не только речи, но и письма. Первые слова, выведенные рукой Ленина, которой водила его жена, были «мама» и папа».
Как покажет последующее вскрытие, мозг Ленина был поврежден болезнью в такой степени, что для многих специалистов было удивительно, как он мог даже элементарно общаться. Наркомздрав Семашко утверждал, что склероз сосудов был столь сильным, что при вскрытии по ним стучали металлическим пинцетом, как по камню.